М. Чистые пруды, 2009

Я ослеп в трехлетнем возрасте, а оглох — в девятилетнем. Получилось так, что с детства творчество стало подлинным смыслом моей жизни. Сначала, конечно, это было предтворчество — игра–фантазирование в одиночку; затем первые опыты стихосложения, публицистика и, наконец, наука.
Творческая мотивация достигла уровня одержимости. Вне творчества, без творчества я не мог и не могу представить своего существования…

Глава 1. О РАЗВИТИИ СПОСОБНОСТИ К ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
(По следам диалогов с подростками и с самим собой)

В этико-психологическом контексте.
Если говорить о жизни не только в общебиологическом смысле, то понятие жизни противостоит понятию прозябания. Жизнь – это по человечески осмысленное существование; это существование разумного существа, сумевшего состояться именно в качестве разумного. Прозябание – это существование бессмысленное, ничем не отличимое принципиально от существования любого животного или даже растения. Жить – значит состояться в качестве представителя рода человеческого как разумной формы жизни; прозябать – значит в этом качестве не состояться. Мне тут спорить не с чем. Таков мой личный уровень притязаний к качеству моего личного существования. В самой ранней юности я категорически отказался прозябать. То есть отказался быть животным, существующим просто потому, что появилось на свет и существует. Мое собственное существование никогда не было для меня самодостаточным. Жить надо, кто спорит, а вот прозябать – не надо. Не надо быть живым трупом. Не надо быть телом без души. Это явно недостойно ни звания, ни названия человека, ни звания, ни названия разумного существа. Прозябать – это значит существовать, даже не попытавшись использовать возможность (шанс) быть человеком. Это мой личный выбор с детства: либо я живу человеком – человечно, разумно, – либо меня не должно быть и физически, телесно, а не только личностно (духовно и душевно). Прозябание – это промежуточное состояние между нормальной (то есть человеческой) жизнью и физической смертью, вернее, физическим небытием. Жить – так человеком или никак. Так я решил для себя. Пока есть возможность общаться с детьми и ездить к ним, пока есть возможность заниматься литературным и теоретическим творчеством, есть смысл, я живу и считаю, что жить надо. Прибавляется жизнь к годам, а не годы к жизни. Знаю, что столь четко и жестко различать жизнь и прозябание кому-то просто невыгодно. Тем, кому проще прозябать, и потому они прозябание громко именуют жизнью. И они обвиняют меня в бесчеловечности. Однако не мною замечено, а Виктором Франклом, что даже в условиях гитлеровского лагеря смерти в Аушвице (Освенциме) всегда существовал этот выбор – быть человеком или животным. А условия физической слепоглухоты с условиями лагеря смерти вполне сравнимы, уж поверьте мне. Я физически слеп и глух, так что знаю, о чем говорю. И про лагеря смерти начитан достаточно… Поэтому если вас мое отвращение к прозябанию коробит, а то и шокирует – дело хозяйское. Но уж таков мой выбор. Каждый сам решает. Что значит «по-человечески» Если понимать жизнь как по-человечески (человечно) осмысленное существование, то нельзя не согласиться с Виктором Франклом, что в человеческой жизни смысл присутствует всегда, надо только его найти – осознать. Жизни без смысла не бывает, быть не может по определению – жизни именно как осмысленного существования. И на вопрос, в чем смысл жизни человека, может быть только один наиболее общий ответ: смысл жизни человека в том, чтобы именно быть, состояться человеком. Для меня быть и состояться человеком – значит, во-
­первых, иметь возможность быть полезным; во-вторых, иметь возможность заниматься литературным и теоретическим творчеством, полностью эту возможность используя; в­-третьих, отвечать за тех, кто от меня зависит, и за себя перед ними. И тут уж имеет значение только то, что я не смогу признать себя человеком, если не буду относиться к зависящим от меня людям по человечески, то есть ответственно. Я постоянно сдаю самому себе экзамен на человечность, на право называться человеком; моя человечность для меня самого вовсе не нечто само собой разумеющееся, а подлежащее постоянному подтверждению. Человечность – не раз и навсегда заслуженное звание, а свойство либо проявляемое, либо нет. Вот так я лично для себя расшифровываю общую формулу, что смысл жизни человека только в том, чтобы быть и состояться человеком. А как для себя расшифровываете эту формулу вы? Но как ни расшифровывать, на человечность не приходится претендовать, если никого не любишь и ни за что, ни за кого, ни перед кем не в ответе. Особенно за себя и перед собой. Поэтому «рыночные» отношения, отношения бесконечного тотального торга, кто кому чем обязан и сколько должен, я ни в коем случае не могу признать человеческой – человечной – формой отношений. Это обесчеловечивающая, бесчеловечная форма отношений, при которой запросто можно стать из человека не животным даже, а куда худшим существом – нелюдем. Вступая в тотальный торг, мы перестаем быть людьми или вообще никогда ими не становимся. Любовь – как ни крути – сущность человечности, а тотальный торг ни с любовью, ни, стало быть, с человечностью несовместим. И это, разумеется, вовсе не мое открытие. В поисках первооткрывателя этой истины можно забрести далеко-далеко в глубь веков, так что оставим эти разыскания. Не важно, кто первый это открыл, а важно, что это так! Этическое измерение Каждый из нас человек настолько и постольку, насколько и поскольку он разумное существо, личность. Что ты животное – доказывать не нужно. А вот что ты Человек, это, будь добр, доказывай. Своим поведением, своим отношением к другим людям. Учитывая, что тело – человеческое, но человек – не тело. Да и тело человеческое лишь постольку, поскольку используется в качестве универсального инструмента в человеческой деятельности. Людьми мы то ли становимся, то ли нет. Зависит от того как раз, чуждо или нет нам что-то «человеческое» – следовательно, не биологическое, следовательно… Какое? В философии это по разному называется. Родовое, а не видовое. Разумное, а не бессмысленное и не безумное. В контексте же нашего разговора, пожалуй, – культурное. Какой именно культурой ты овладел? Умеешь ли ты любить? То есть, умеешь ли во имя самоценности «другого» становиться его, «другого», органом, средством? Тут сразу вспомнишь и Эвальда Ильенкова, что человека человеком делает освоенная им культура. И Феликса Михайлова вспомнишь: все мы друг для друга органы взаимоочеловечивания или взаимообесчеловечивания, что мы именно то, как обращаемся друг с другом и друг к другу. Словом, мы люди постольку, поскольку обращаемся друг с другом и друг к другу по­-человечески, поскольку, иными словами, все не чуждое нам, освоенное нами человеческое в нашем взаимодействии – работает. И как только человеческое из наших отношений исчезает, мы в тот же миг перестаем быть людьми. Так что поистине человек – понятие этическое. Быть человеком надо суметь. И тут у меня не без срывов. С одними получается быть человеком, с другими – нет. С одними и теми же – вчера, а то и минуту назад получалось, а сейчас – не выходит. Минуту назад сам резонировал, любил, а сейчас вдруг затеял торг, чтобы тебе резонировали, а ты де не обязан, почему де ты один должен резонировать? Почему ты должен любить безответно? И тут ты делаешь окружающих жертвами своих амбиций. А потом однажды спохватываешься, что не удовлетворен жизнью. Еще бы. Доторговался.

Глава 2. СЛАГАЕМЫЕ ДОСТОЙНОЙ ЖИЗНИ. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ БЫТЬ…
Будучи последователем Эвальда Васильевича Ильенкова, я в своих работах постоянно пропагандирую следующий набор универсальных способностей, обеспечивающих способность быть человеком: мышление, воображение, нравственность и физическая культура. Однако содержание понятия «человечность», осознал я со временем, раскрывается через ряд понятий, характеризующих нашу жизнь, таких как счастье, «акме» (вершина), духовность и интуиция. Быть счастливым. Если понимать счастье как отсутствие проблем, то самым счастливым придется признать покойника или любой булыжник при дороге. Жизни (и даже прозябания) без проблем не бывает. Следовательно, счастье не в беспроблемности. Может быть, в возможности решать проблемы – в одиночку ли, с посторонней ли помощью? Существенный изъян такого определения – его этическая нейтральность. Мало ли какие «проблемы» приходится решать в одиночку или с чьей-
то помощью! В этом смысле «счастлив» и преступник, совершающий свои преступления в одиночку или в компании сообщников. Счастье – взаимопомощь? Опять же смотря в чем взаимопомощь, в каком деле, при решении каких проблем. Счастье – это человечная взаимопомощь. Или иными словами – взаимопомощь при человечном решении каких бы то ни было проблем. Вне человечного контекста счастья быть не может. Поскольку человек понятие этическое, ни один «показатель», характеризующий человека, не может быть этически нейтральным. Тем более такой важнейший, как счастье. Но, как видно из тезиса, дать этически безупречное определение счастья очень непросто. Единственное этически безупречное определение счастья, которое я могу дать без всяких колебаний и сомнений, связано с противопоставлением жизни прозябанию. Тогда счастье – это жить, а не прозябать. Иными словами, счастье – это быть человеком, состояться человеком. Поскольку мне удается быть человеком и именно по­-человечески жить, а не прозябать, – я счастлив.
Продолжение читайте в ссылке http://avsuvorov.ru/r_pedagogics.html