-
Сообщения
-
В мою задачу не входит отслеживать этапы нравственного саморазвития в каких бы то ни было условиях – если процесс вообще имеет место, этапы у каждого свои. Зато проблемы, которые приходится решать, общие или близкие. Поэтому именно на них имеет смысл остановиться.
Под «саморазвитием» здесь понимается процесс, предполагающий ЛИЧНЫЕ усилия развивающегося индивида, — кто бы, кроме него самого, в этом процессе ни участвовал, и кто бы ни был его инициатором: сам развивающийся индивид или кто-то другой. Главный критерий саморазвития – именно личные усилия, в результате которых возникают те или иные знания, умения, навыки, способности, индивидуальные особенности… Словом, накапливается тот или иной, более/менее удачный или неудачный, жизненный опыт.
Нравственное саморазвитие, следовательно, — это процесс, в котором накапливается нравственный опыт и формируется этическая культура индивида. В том числе – и, может быть, в особенности, — культура межличностного взаимодействия, в котором устанавливается повседневная система взаимоотношений.
Ничему нельзя научить того, кто сам не пытается учиться – как бы ни провоцировали, ни стимулировали, ни понуждали извне. Поэтому не может быть развития – без саморазвития, то есть без личных усилий, собственной активности развивающегося индивида.
О субъекте саморазвития правомерно говорить при условии, что источник собственной активности – внутренний; индивид действует сознательно, в том числе сознательно привлекает других участников своего развития, — его развитие носит осознанный характер, воистину является саморазвитием в самом тесном и строгом смысле, то есть РАЗВИТИЕМ СЕБЯ. До такого уровня надо ещё дорасти. Очевидно, не всякая инвалидность подобный рост допускает.
Но даже при самой тяжёлой физической инвалидности кто-то может сам за себя решать, а за кого-то решать приходится другим. Разумеется, у каждого из нас бывают случаи, когда решения принимаются нами самими, за нас или вместе с нами…
Мы остаёмся субъектами собственного саморазвития и тогда, когда делегируем решения другим – позволяем другим принимать решения за нас. Доверив решать другому, мы всё равно несём за это решение ответственность.
Мы можем не столько преодолевать, сколько отвергать ситуацию. Претендовать на принятие решений, не будучи готовыми за них отвечать. Между тем нравственность предполагает прежде всего ответственность за себя.
Но как отвечать за себя – и в то же время зависеть от других? А при инвалидности зависимость больше; ограничение возможностей прежде всего и связано с зависимостью.
Можно самоутверждаться напролом, зажмурившись, пытаться игнорировать неприемлемые, отвергаемые, вызывающие протест – обстоятельства. И среди этих обстоятельств – пытаться игнорировать прежде всего зависимость от других в наших делах, зависимость тем большую, чем тяжелее инвалидность.
Но можно эти обстоятельства учитывать – и преодолевать.
Подросток зависит от взрослых, и может претендовать на непосильную пока самостоятельность в решениях. Как говорится, амбиции – не по амуниции. Эти чрезмерные амбиции связаны с личностной незрелостью. По мере личностного взросления уровень притязаний приходит в соответствие с возможностями эти притязания реализовать.
У инвалида возможности реализации притязаний ограничены не только его личностной незрелостью, которую по мере взросления он тоже может преодолеть, — но и инвалидностью, которую, хочешь не хочешь, ты вынужден принимать как данность, — никакие протесты тебя от твоей инвалидности не избавят, разве что вылечишься или – умрёшь. И поворотным, решающим моментом нравственного саморазвития может стать именно осознание инвалидности как данности, от тебя не зависящей, — и обрекающей на большую или меньшую зависимость от других, более здоровых. И вместо бессмысленных протестов из этой данности приходится просто исходить.
Переход от протеста или игнорирования к констатации того, что дано, означает преодоление личностной незрелости. При условии, что перед данностью не капитулировали, — принятие обстоятельств как данности часто путают с капитуляцией перед обстоятельствами, а на самом деле это просто ясное осознание, констатация ИСХОДНЫХ УСЛОВИЙ ЗАДАЧИ. Осознание, необходимое для того, чтобы задачу поставить. А именно – поставить задачу дальнейшего нравственного саморазвития.
Итак, дано: я – инвалид. Неизлечимый. Поэтому нет смысла метаться по врачам. Именно с целью вылечиться. Но с целью узнать, что от меня зависит, чтобы не стало хуже – к врачам, конечно, обращаться стоит.
Из неизлечимости моей инвалидности следует принцип: ЛЕЧИТЬСЯ, ЧТОБЫ ЖИТЬ, А НЕ ЖИТЬ, ЧТОБЫ ЛЕЧИТЬСЯ.
Теперь надо определить для себя, что значит жить. Лично для меня это не то же самое, что – существовать. Жизнь – один из возможных способов существования. Другой, противоположный, способ существования – ПРОЗЯБАНИЕ.
Кто-то может рассудить и по-другому, но я для себя смолоду рассудил именно так. И спорить со мной по этому поводу нет смысла. Я так решил. Я так сформулировал альтернативу: либо жить, либо прозябать. И решил для себя, что прозябание – хуже физической смерти. Существовать вообще, физически, стоит до тех пор, пока удаётся жить, а не прозябать.
Прозябать – значит существовать без всякого смысла, без всякой цели. Вполне растительно, вполне по-животному.
В соответствующей литературе кочует характеристика слепоглухонемых детей как полуживотных-полурастений. Таково их состояние до и без всякого обучения. Они растут, увеличиваются в размерах – и этим их «развитие» исчерпывается. Они – объекты и жертвы тотального обслуживания, и чтобы вывести их из состояния полуживотных-полурастений, надо как можно раньше постараться научить их обслуживать себя в быту. Потом уже может формироваться речь и всё остальное…
Но я сейчас не об этом, а о сознательном выборе между прозябанием и жизнью. Состояние полуживотного-полурастения – лишь самый яркий, крайний пример того, что имеется в виду под прозябанием. К процессу выведения из состояния полуживотного-полурастения иногда применяется термин «ОЧЕЛОВЕЧИВАНИЕ». Не вполне бесспорный термин, однако я всегда считал его хотя и жёстким, но совершенно точным. Главное, содержащим если не исчерпывающий ответ, то достаточно прозрачный намёк на ответ, что значит жить. А именно: жить – значит становиться человеком. Начиная с формирования навыков самообслуживания – и кончая сознательным выстраиванием мировоззренческой системы ценностей, а исходя из неё – повседневным решением нравственных задач.Продолжение следует
В условиях инвалидности (не только в них, но в определённом смысле – особенно в них) главная и наиболее сложная нравственная задача – поиск баланса, оптимального соотношения между моим правом на человеческую полноценность – и таким же правом окружающих. Как не подмять под себя, но и самому не оказаться на «остаточном принципе» (а горький опыт показывает, что «остаток» обычно получается более чем мизерный – только самое минимальное обслуживание). Нельзя превращать здорового человека в живого робота, существующего только для того, чтобы заниматься делами того или иного инвалида. Но нельзя и позволять обрекать инвалида на вечное прозябание в «прихожей», — на вечное ожидание, пока для него найдут хоть какое-то время.
Проблема эта решается (если вообще получается решать) очень индивидуально, исходя из данности здесь и сейчас, особенно из того, как и насколько получается организовывать наши взаимоотношения. Лучше, когда свет клином не сходится на одном помощнике, а есть возможность обращаться за помощью к разным людям. У американцев это называется – «не кладите все свои яйца в одну корзину»…
Бывает, что на своих правах приходится настаивать весьма жёстко – тем жёстче, чем откровеннее нас обрекают на «остаточный принцип». Приходится оказывать сопротивление, настаивать на дополнительном внимании, добиваться максимальной посильной для нас самостоятельности в принятии решений. Сочинять пресловутую «Философию независимой жизни», в последние десятилетия весьма среди инвалидов модную во всём мире.
Это может обернуться бесконечной войной. Опасно привыкнуть к постоянному качанию прав, как единственной форме взаимодействия. Главная опасность при этом – именно забыть, что у других тоже есть права. Перестать ценить то, что есть, — перестать ценить наличное жизнеобеспечение. И вдруг окажется не с кем воевать, качать права, — например, тех, кто до сих пор обеспечивал наше физическое существование, не стало в живых. Или ещё почему-либо не стало рядом. Тут-то и оказывается: за что боролись, на то и напоролись… На пустоту. Причём буквальную, пустоту вокруг, отсутствие кого бы то ни было рядом – а не только в смысле скуки, в том смысле, что существование наше не заполнено никакой деятельностью.
Чем тяжелее инвалидность, тем больше сфера решений, которые, — желаючи, само собой, только добра, — норовят принимать за нас; тем меньше сфера решений, которые мы можем принимать совершенно самостоятельно, не обращаясь ни к кому за помощью. Лучше всего, думается, решать вместе. Мы сами должны участвовать в решении всех наших проблем, всего, что нас касается и для нас важно – обсуждать, самостоятельно делать то, что по силам, а что превышает наши возможности – делать вместе с друзьями. Самой большой, приоритетной должна быть сфера не единоличных решений – наших или вместо нас, — а совместных. Тогда меньше риска, что, с одной стороны, друг превратится в живого робота, в придаток к нам, а с другой стороны – мы сами превратимся в обузу, на которую ни у кого нет времени, всем некогда…
Наше общение расходится от нас концентрическими кругами: кто-то рядом с нами постоянно, с кем-то – встречаемся более/менее часто, с кем-то – по переписке (хотя бы и в интернете), о ком-то откуда-то знаем, а кто-то откуда-то знает о нас. Беда, когда во втором круге общения – среди тех, с кем встречаемся более/менее часто, — мы чувствуем себя комфортнее, чем в первом круге, — с теми, кто рядом постоянно. Увы, распространённая ситуация: например, нам лучше с друзьями, чем с членами семьи. При инвалидности это особенно трагично: здоровый-то может сделать второй круг хотя бы частично первым, перестать бывать в ставшей формальной семье, а инвалиду некуда деваться, и чем тяжелее инвалидность, тем положение безысходнее. Скверно, когда постоянно рядом – чужие. Это уже не семья, а коммуналка.
Говорят: «Не выноси из избы сору – меньше будет вздору». Но, твердя эту истину, обычно не задумываются: да есть ли изба-то? Есть ли то, откуда выносить сор? Если рядом – чужие, как же от них защититься, не позвав на помощь реальных родственников – родные души – из второго круга общения? А то и из третьего… При этом живущие рядом чужие могут злиться на «вынесение сора из избы», в упор не замечая, что избы-то нет. Есть – улица, в смысле: толчея тех, кто оказался рядом случайно.
Изба предполагает как раз, что рядом – НЕ ЧУЖИЕ, А СВОИ. И получается, что, дабы «не выносить сора», нам запрещается рваться, прорываться от чужих – к своим. Просить у своих – защиты от чужих, звать на помощь своих, — а кого же ещё, не чужих же…
Впрочем, не на пустом месте возникла поговорка: «Своя своих не познаша». Бывает, что чужих принимают за своих, а действительно своих – отталкивают.
Необходимо строить вокруг себя реальную семью, состоящую из своих, из родных душ. Активно строить, а не только сетовать на то, что рядом чужие, меня, такого сложного, никто не понимает, не хочет понять. Вероятно, формальную семью можно превратить в реальную, — по крайней мере, в книжках много такого описано, когда удаётся чужих сделать своими… Но нельзя отмахиваться от проблемы нотациями и советами типа: сделай чужого своим, а не сделаешь – значит, сам дурак, и нечего хныкать… Сам бы советчик попробовал выполнить подобный совет!
И если повезёт, если выпадет такой шанс, реальнее может оказаться ЗАМЕНИТЬ чужих вокруг себя – своими. Не налаживать безнадёжно разладившиеся отношения, а уходить от чужих к своим, или по каким-то причинам выбывшего чужого заменять своим. Строя таким образом реальную семью – ту самую избу, из которой уже действительно выносить сор не стоит ни в коем случае.
При этом надо понимать, что семья не обязательно должна состоять из одних только кровных родственников. На самом деле кровное родство – самая древняя и самая примитивная форма общности. Бывает ещё родство душ, а бывает и родство по духу – духовное родство.
Если между нами только кровное родство, мы на самом деле – чужие друг другу. Реальная семья должна состоять из родных душ – неважно, есть между ними кровное родство или нет. Важно, чтобы мы друг друга действительно любили, а не только «обязаны» были бы любить.
Духовное же родство предполагает общность мировоззрения… Тут важно уважать на деле, а не на словах, свободу совести. (Обратите внимание: ВАЖно у_ВАЖ_ать. Не случайно общий корень: получается, что у_ВАЖ_ать – значит придавать ВАЖность, ВАЖное значение.)
Если уважать на деле, а не на словах, свободу совести, родству душ не должно мешать то, что одна из родных душ не верит ни в Бога, ни в чёрта, другая верит в Христа, третья – в Будду, и так далее. Чтобы жить рядом и быть при этом своими, а не чужими, составлять реальную семью, — этому ни в коем случае не должно мешать то, кто какому Богу молится, или не молится никакому.
Пусть у каждого будет право на свой любимый вздор. Он вздор – не потому, что не имеет значения: наоборот, для каждого из нас это очень важно, свято. Но святыни нельзя навязывать. Чтобы сохранить общую святыню – родство душ, и основанную на нём реальную семью, — все остальные святыни (мировоззренческого характера) должны быть сугубо личными, частными, и в этом смысле – ВЗДОРОМ ПО СРАВНЕНИЮ С ТЕМ, ЧТО НАС ДЕЛАЕТ СВОИМИ, ЧТО НАС ОБЪЕДИНЯЕТ, А НЕ РАЗЪЕДИНЯЕТ.
Чтобы Владимира Высоцкого выпускали к ней за границу, от его жены Марины Влади, гражданки Франции, потребовали в советском посольстве подписать какую-то бумагу, не соответствующую реальным политическим взглядам Марины. Объясняя в своих воспоминаниях, почему она эту бумагу подписала, Марина сформулировала знаменательно: «И тут я посылаю к чёрту все свои глубокие убеждения — и выбираю тебя». Она выбрала любимого – и, чтобы идеологически нетерпимый строй не разлучил её с любимым, ради воссоединения с любимым готова была подписать любую фикцию…
Вот это и есть родство душ. Родство душ – это любовь. Родство душ – когда мы выбираем друг друга – из всего остального мира. И по сравнению с этим выбором в пользу друг друга, выбором – друг друга, — выбором ЛЮБИМОГО СУЩЕСТВА, — всё остальное просто второстепенно. Не главное. Даже вера или неверие в Бога.
«Выбираю тебя…» Этот выбор – счастье, когда он доброволен. И – тяжкий крест, когда навязан – кровным родством, экономической зависимостью, общественным мнением… То есть когда мы выбираем не того, кого любим, а того, кого почему-либо ДОЛЖНЫ выбрать. От кого, точнее, просто некуда деваться…
Наше нравственное чувство не случайно, как правило, за выбор именно в пользу любви, любимых. Пока подобный выбор оборачивается трагедией, или, по меньшей мере, драмой, — до тех пор наше человеческое сообщество признать свободным никак нельзя. Мы живём в несвободном, безнравственном мире. Подлинная свобода не может быть безнравственной; и если нет свободы, то плохи дела и с нравственностью. И потому нравственный выбор в несвободном мире так подчас мучителен, драматичен. А то и трагичен. И ситуация тяжёлой инвалидности эту глубинную, сущностную, фундаментальную несвободу общества – разоблачает.
В частности, у меня давно уже улетучилась эйфория касательно «интеграции» инвалидов. Особенно когда она из цели реабилитационной работы с инвалидами превращается в основу современной российской государственной политики. И тогда на деле – дискриминация, дискриминация и ещё тысячу раз дискриминация, в бесчисленных проявлениях. Сводятся к сверхминимуму социальные выплаты, затрудняется и без того более чем проблематичное трудоустройство, а главное – уничтожается и та материальная база коррекционного образования, которая уже создана. Во имя «интеграции» чиновники норовят «приватизировать» здания спецшкол. Сами спецшколы закрываются, — зачем они, раз инвалиды желают «интегрироваться» и исповедуют «философию независимой жизни»… Вместо спецшкол – «коррекционные классы», да и те с пожатием плеч: какая же это «интеграция», если специально для инвалидов… В общем, из инвалидной «резервации» да в «интеграцию» получается – из огня да в полымя!
Подлинная интеграция инвалидов в общество предполагает их всемерную, в том числе государственную, поддержку, как более слабых по сравнению со здоровыми, уязвимых членов общества. Вместо этого – выплывай, как умеешь, а не умеешь – и чёрт с тобой, никому до тебя нет дела.
20 – 27 июня 2007Да, важно иметь родных, любимых. Ради них хочется жить, делать добро, быть внимательной к ним. Я согласна с Александром Васильевичем во всем.
Мария Бубнова
Для ответа в этой теме необходимо авторизоваться.