Владимир Елфимов – один из самых известных слепоглухих людей в нашей стране (слышал даже, говорили: если вы не знаете Елфимова с его дочерью Светланой, – вы не знаете слепоглухих). Он активист, эссеист, человек коммуникабельный и открытый.
ВАШ СОБЕСЕДНИК. 4 (64), 2022. СУДЬБЫ ЛЮДСКИЕ
Владимир Елфимов – один из самых известных слепоглухих людей в нашей стране (слышал даже, говорили: если вы не знаете Елфимова с его дочерью Светланой, – вы не знаете слепоглухих). Он активист, эссеист, человек коммуникабельный и открытый. Удивительно, что он, сейчас тотально слепоглухой, родился в семье глухих родителей – и смог полностью реализовать себя в жизни: получить образование, создать семью, воспитать прекрасных зрячеслышащих дочерей (он даже электрику ремонтирует дома без посторонней помощи!) За всем этим, как мне кажется, скрывается большая уверенность в себе, стальной стержень, который не дает человеку сдаться и раскиснуть. В этом смысле история Владимира Елфимова – пример всем: это история и человека, и силы духа, которая не просто поддерживает жизнь, а позволяет строить ее так, как нужно человеку. Невзирая ни на какие физические ограничения.
– Владимир Павлович, Вы родились в семье глухих родителей. Ваша слепоглухота – это генетическое, наследственное?
– Мой отец не только глухой, у него еще был синдром Ушера. О наследственности этого заболевания я узнал лишь в 35 лет: и не от врачей, а на I Международном фестивале молодых инвалидов в Москве в 1992 году – из доклада Мэри Гэст, руководителя английской организации поддержки слепоглухих. Фестивальная неделя открыла мне глаза на судьбу – мою и других.
– «Странности» со зрением у Вас обнаружились уже в детстве? В чем это проявлялось?
– С рождения до семи лет я не знал и не чувствовал, что у меня «странное» зрение: дети на такие «мелочи» не обращают внимания, особенно если острота зрения в норме и спать ложатся вовремя. А вот мама мои симптомы (например, хождение в полутемной обстановке с вытянутыми перед собой руками, чтобы не стукнуться обо что-то) воспринимала как подражание отцу.
Через год-два после того, как я попал в школу-интернат в селе Березово, дети стали замечать мое «странное» зрение, и за мной закрепилось жестовое имя: «слепой». Мама узнала правду, что я плохо вижу… от глухих детей нашей школы! В 8–9 лет я уже осознавал, что с моими глазами что-то не то, старался избегать игр или общения в темноте. А днем или в светлой обстановке я ничем от других детей не отличался, и даже учителя и сотрудники школы не замечали мою проблему аж до 14 лет: только тогда школьный врач потребовала отвезти меня к областному окулисту.
– Сложно ли мальчику с падающим зрением учиться в среде зрячих детей?
– Меня выручило то, что с первых лет в школе я снискал уважение из-за своей «умной и тяжелой» головы. Да и на мальчика с плохим зрением я похож не был, у меня сохранялась хорошая острота зрения, физически я был сильным и свободно играл (конечно, кроме вечернего времени): в лапту, футбол и др. К тому же, любил читать и рассказывать интересные истории, объяснять смысл фраз, что тоже очень ценилось… В первой школе у меня не было особых проблем. Да, в темной обстановке сверстники иногда «издевались» надо мной: дергали за одежду или исподтишка били – и убегали; а чтобы их поймать, приходилось быстро включать свет и отвечать обидчику на понятном ему языке (иногда даже драться), ну или жаловаться педагогам. Но это мелочи.
– В первой школе Вам было непросто; зато в Новосибирске, где доучивались, Вы сразу стали авторитетом. За счет чего?
– Когда я приехал в новосибирскую школу, там уже учились двое старших ребят из Березово. Плюс – со мной в Новосибирск приехали доучиваться еще три или четыре моих одноклассника. С первых дней я себя хорошо зарекомендовал. У меня была внятная речь, я с легкостью пересказывал содержание параграфов своими словами – на литературном русском языке. Свою роль сыграли и шахматы: я «случайно» обыгрывал практически всех, даже старшеклассников. Но, думаю, самым важным оказались коммуникабельность и незакомплексованность. Да, благодаря землякам меня продолжили называть «слепым», но к тому времени я стал умнее, появился и опыт, как отвечать. Я объяснил, что не слепой: у меня хорошая острота зрения. Просто есть и другое свойство – отсутствие бокового зрения, плюс я очень плохо вижу в темноте. И тут же наглядно это «изобразил»: приставил к лицам ребят коробку без дна, тоннелем. Она не позволяла им видеть по бокам, мир воспринимался только вперед. У меня тут же появилось новое жестовое прозвище: «коробка» (у лица). Это, кстати, типичный жест, обозначающий человека с синдромом Ушера. После этого ребята и во второй школе стали меня уважать, я со всеми дружил. В целом же, в Новосибирске я окреп духом и обрел уверенность в себе.
– Как Вы считаете: то, что родители не очень интересовались вашими проблемами со зрением и слухом, – лишь усугубило проблему?
– Не усугубило. Я понимал, что родители слабы в плане знаний, они были малограмотными и многого не понимали. Именно «слабость» родителей помогла мне стать самостоятельнее и сообразительнее по жизни. А вот когда у меня выявили плохое зрение, случилось неприятное: в 14 лет мы с папой и дедушкой (он был зрячеслышащим и единственным грамотным из всей семьи) отправились в больницу в Кемерово. Врач дал направление на госпитализацию – отцу и мне. Дед подумал-подумал, и повез в больницу… только папу, а меня отправил учиться дальше. Тогда-то я обрадовался по-мальчишески, мне совсем не хотелось в больницу. Только в 18 лет, учась в Новосибирске, я самостоятельно отправился к врачу, и меня тут же положили в больницу. Там я и услышал от профессора-окулиста (через переписку на бумаге), что слишком затянул с лечением… Этот «приговор» стал ударом: я был так зол на моего бедного деда! Наивно думал: если бы в 14 лет начал лечение, мог бы «спастись» от «плохого» зрения. Но это была минутная слабость, вскоре я нашел силы успокоиться и жить дальше.
– Несмотря на синдром Ушера, Вы работали на заводе – среди зрячеслышащих людей. Слепоглухому, как я понимаю, нужно прилагать гораздо больше усилий, чтобы оставаться на равных?
– Я в то время был сильным и крупным парнем, поэтому без проблем попал в литейный цех завода «Сибсельмаш». Это был целый город из сотни зданий с мостовыми кранами, железнодорожными узкоколейками, не говоря о технике: автокарах и грузовиках. Конечно, это была работа для абсолютно зрячих, а усугубляло ситуацию то, что на работу или с работы приходилось идти в темное время. Меня выручали глухие коллеги – иногда вели меня под руку от цеха до КПП, а там уже городское освещение: море огней меня берегло. В цеху было тоже небезопасно: над головой «летали» мостовые краны, перевозя контейнеры с металлом. Короче говоря, если бы я заранее знал о такой обстановке, то поступил бы в университет или нашел более спокойную работу.
– Читал в одном из Ваших эссе, что Вы в доме практически всё можете починить, даже электрику! Как Вам это удается? Ведь далеко не каждый зрячеслышащий на такое способен…
– Я ведь, во-первых, вырос в семье, где слабовидящий, а потом слепой и глухой отец делал абсолютно всё сам! А во-вторых, в новосибирской школе-интернате два учебных года у меня на уроках по труду были занятия по электротехнике. Поэтому, зная тонкости работы с электроприборами и розетками, я не боялся применять знания и навыки в реальной жизни. В сложных ситуациях, когда мои пальцы не позволяют держать мелкие винты или не ощущают отверстия, я прощу жену или дочь помочь мне.
В последние десятилетия электрику и технику стало сложнее чинить, все детали – штампованные, кнопки превратились в сенсоры. Но то, что можно починить своими руками, – я чиню, в том числе сантехнику или мебель.
– Расскажите, как Вы встретились с Вашей супругой?
– В 26 лет я стал задумываться о семейной жизни, но активно никого не искал – сильно хромал после жуткого ДТП. И вот однажды мне приснилось лицо молодой девушки с родинкой на щеке. Это было очень четкое «фото»: я проснулся, но не мог вспомнить, кто она и где я мог ее видеть. Долго искал среди глухих, но не находил… А потом и подавно успокоился: была зима, и не мне с моим зрением гулять в поисках судьбы.
Однажды подруга позвала меня сходить с ней в гости: одна она поздним зимним вечером идти побоялась. Я согласился, мы пошли, она позвонила в дверь. Дверь открылась, и… о чудо, ее подругой оказалась девушка из сна, Елена! Я помнил ее со школы, когда она была подростком. И во сне, получается, вспомнил. Очень удивился такому совпадению, захотел поближе познакомиться и подружиться. Хотя до мая откладывал, а тогда пришел к Елене, мы поговорили. Еще две недели погуляли, пообщались, и я решился просить ее руки и сердца. Она согласилась. Мы тут же пошли в ЗАГС. А через два месяца сыграли свадьбу. Я боялся ее потерять, поэтому (к своему удивлению) оказался настойчив, чем и произвел впечатление. В интернате-то мы особо не общались, она была младше на пять лет, но так сложилась судьба: уже почти 40 лет мы вместе. Думаю, это Господу было угодно показать мне ее «фото» во сне…
– Рождение детей – большое счастье! И чего больше всего не хватает слепоглухим в родительстве?
– Сложно представить внутренний мир совсем незрячих родителей. Интуитивно чувствую, что они будут практически освобождены от забот по воспитанию детей. Какие-то взаимоотношения с родителями у них могут быть только, когда они подрастут. Лично я, когда мои дети родились, был зрячим – и успел их воспитывать до подросткового возраста. Трудно, но очень радостно быть родителем! Только вот… Внук у меня родился – счастье! – а я его не видел и не увижу. Это печально…
– Расскажите о Вашей дочери Светлане. Какой она была в детстве?
– Светлана в детстве была очень доброй – до момента поступления в школу (улыбается). Хотя отчаянный характер был заметен сразу. Тут много психологических нюансов, которые констатируют: дети должны расти и воспитываться в однородных семьях, тогда многие трудности уйдут сами собой. И вот, когда дочь пошла в школу, она стала нервной, агрессивной и даже драчливой. Педагоги из ее первой школы предвзято относились к слышащим детям глухих родителей, обвиняли их во всех грехах, потому что знали, что глухие родители не смогут пожаловаться, например, по телефону или отстоять своих детей. А именно к этой школе территориально были прикреплены два многоэтажных дома с глухими жильцами и работниками УПП ВОГ (предприятия глухих). Многие дети нашего района учились там и, судя по всему, создали плохое впечатление о сообществе. Вот Светлана с первого класса и принялась драться с мальчиками, отстаивая личные права, и заработала не лучшую репутацию. И оценки ей ставили плохие – сначала за поведение, потом за уроки. Помню, как Света сказала, почему неохотно делает домашние задания: «Какая разница, всё ли я сделала: учу – 3, не учу – тоже 3…»
Не разобравшись, мы, родители, тоже сначала ругали ее и наказывали. Только позже я понял, что проблема в школьной обстановке, и попытался бороться за нее, но безуспешно. Позже она перешла в другую школу, где училась до 9 класса (тоже, кстати, на тройки). Потом она поступила в педагогический колледж. Поначалу Свету держали там из-за хороших спортивных результатов, но затем… разглядели в ней талант педагога и – поддержали. И она, удивительное дело, стала учиться намного лучше. Окончила колледж с хорошими оценками, а после – педагогический университет, практически уже отличницей!
Со Светланой в детстве и юности было непросто, пришлось задействовать очень большие ресурсы терпения и убеждения, зато потом всё изменилось.
– А с Надеждой?
– С младшей, Надеждой, было по-другому: с ее юного возраста между нами было очень хорошее взаимопонимание и взаимодействие. По опыту со школой Светланы я решил отвести Надежду в другое образовательное учреждение – в лицей. И проблем с ней никаких не было, учительница попалась хорошая, и учеба спорилась. К сожалению, когда Надежда выросла, она не захотела работать в среде глухих, но, конечно, хорошо общается с нами.
Беседовал Владимир Коркунов